1. Медведовская Тимашевского района (4 ноября 1932 г.)
2. Новорождественская Тихорецкого района (4 ноября 1932 г.)
3. Темиргоевская Курганинского района (4 ноября 1932 г.)
4. Полтавская (переименована в Красноармейскую) Славянского (ныне Красноармейского) района (24 ноября 1932 г.)
5. Незамаевская Павловского района (25 ноября 1932 г.)
6. Ладожская Усть-Лабинского района (26 декабря 1932 г.)
7. Новодеревянковская Староминского (ныне Каневского) района (26 декабря 1932 г.)
8. Стародеревянковская Каневского района (26 декабря 1932 г.)
9. Уманская (переименована в Ленинградскую) Павловского (ныне Ленинградского) района (26 декабря 1932 г.)
10. Урупская (переименована в Советскую) Армавирского (ныне Новокубанского) района (26 декабря 1932 г.)
11. Платнировская Кореновского района (31 декабря 1932 г.)
12. Старощербиновская Ейского (ныне Щербиновского) района (31 декабря 1932 г.)
13. Шкуринская Кущевского района (дата занесения не установлена в связи с несохранностью в ЦДНИКК документов Кущевского райкома ВКП(б) за ноябрь-декабрь 1932 г.; с черной доски снята 1 апреля 1933 г.).

Что это значило?
Прекращение всякой торговли, изъятие всех товаров, запрет собраний, коменданский час, взыскание всех данных ранее кредитов, “изъятие” контрреволюционных элементов и “саботажников”. Замена руководителей всех уровней, допустивших человечность, и пытавшихся спасти своих односельчан.
Станица окружалась карателями (по другому и не назвать регулярные части Красной армии, несокрушимой и легендарной) не допускался выход и выезд.
А в некоторых, как например, в Тихорецкой за три дня на станичной площади были расстреляны более 500 казаков. Такие акции устраивали ЧОНовцы интернационалисты (латыши, китайцы, венгры) все кавалеры ордена красного знамени. Есть повод задуматься о ценности советских наград.
Три Станицы: Полтавская, Урупская и Медведовская были выселены полностью – 45639 человека. И переименованы в Ленинградскую, Советскую и Красноармейскую
В 8 районов Кубани был полностью прекращен подвоз продуктов и вообще, каких либо товаров.
И еще десятки людоедских мер. Были свои “черные доски” для колхозов, бригад и просто людей.
Вот постановление Каневского райкома, читайте:

Это рядом – 40 минут на машине от Ахтарей. Половина отдыхающих там с поезда сходит.
Или вот Ново-Деревянковская, что постановила для “слома контр-революционного саботажа”:

И люди побежали, но не тут то было:

Во всех станицах были приняты вот такие постановления:

Любые продукты просто отбирались. Активисты рыскали по соседям. Уже умудренные опытом предыдущих 15 лет грабежа, они прекрасно знали, где искать. Те из них, что пытались хотя бы чуть извратить линию партии, мгновенно переходили в разряд саботажников:

Придурок может сказать, что все это фальсифицировано, но мы то с Вами не придурки. Материалов в Интернете море. Практически на сайте каждой станицы есть страница памяти, а вот Ахтари, почему забыли ее создать. И не только на сайтах, но и в Музее, и на площади погибщих “героев” борцов за светлое будущее.
Голод, проверенный и продуманный метод устрашения народа, обрушился на Юг России, в том числе и на станицу Приморско-Ахтарскую….

На Северном Кавказе голод начался в конце 1932 года, внезапно, неожиданно, хотя сами власти до того говорили, что хлеб есть. Народ заметался, но бежать было уже некуда. Люди начали умирать. Голод на Кубани, я думаю, был сильнее, чем на Украине.
Станица Полтавская, 40 тысяч жителей, не могла выполнить плана хлебозаготовок. В это время на Кубань приехал сам Каганович. Он приказал выселить всех жителей. Станицу оцепили и не оставили в ней ни одного человека. Тамошнюю больницу эвакуировали в другой район, вместе с врачами, а жителей станицы сослали: мужчин на Север, на Беломорканал и лесоразработки, а семьи – в ставропольские степи или на Урал...

Мы ехали на подводе.
– Вы раньше бывали в этой станице? – спросил возница.
– Только проходил пешком, во время Гражданской.
– Все равно. Людей ведь там видали? Посмотрите теперь...
Главная улица показалась издалека непривычно зеленой. Я долго не мог понять, почему. Возница объяснил: бурьяном заросла... Потом мы проехали еще через одну станицу, небольшую, в которой оставалось только пять жилых домов.

А ведь позже станицы были заселены. Только социально-близкими, верными товарищами, со всех концов огромной страны. Тех кто захотел на юг переехать от жизни своей беспроглядной.

Опять кухарок управлять государством набирать стали. Ну вот и науправляли они Вам.

В районной станице Приморско-Ахтарской из 12 тысяч жителей оставалось только 7500. Здесь смертность была немного меньше, чем в остальных, потому что можно было доставать рыбу и отбросы с рыбзавода (много, правда, было отравлений гнилой рыбой).

Неожиданно нашел цифры. И где в газете АТВ!

12373 человека!!!! 30% !!!! За год! И это в Вашем районе, вполне благополучном, не чернодосочном, с подкормкой в море! Что же творилось в других??!!!

Мы шли со знакомым врачом в больницу. Около больницы лежало несколько десятков опухших от голода крестьян с детьми. “Доктор, примите нас, доктор, примите нас”, – слабыми голосами твердили обреченные. Служащие больницы сами ходили, как тени. В некоторых районах их сняли со снабжения, в других снизили паек до 200 граммов вещества, напоминавшего хлеб. Больным также выдавалось 200 граммов такого хлеба в день, суп с капустой и чай без сахара, и эта пища притягивала к себе, толпы людей стремились попасть в больницу и в ожидании лежали во дворе.
Больница была переполнена. В коридорах люди лежали рядами, все похожие друг на друга, опухшие, без движения, серо-землистого цвета. По утрам к больнице подъезжала дежурная подвода и забирала мертвых – освобождались места для ждущих. Потом подвода объезжала всю станицу. Весною смертность и истощенность достигли таких размеров, что люди уже не были в состоянии хоронить своих близких. Дежурные колхозные подводы собирали мертвых по домам. Этих сборщиков прозвали “бригадами смерти”.
Врачи ходили по домам проверять наличие мертвых. Бывало, что вся семья вымирала и никто об этом не знал, пока из дома не доносился трупный запах. “Бригады смерти” сваливали с подвод накиданные, как бревна, трупы сразу за околицей села, в братские могилы. Сами подводчики держались на ногах не очень твердо и могилы рыли неглубокие. А ночью подкрадывались люди и отрезали от тел куски. Подавленный крестом и культурой, людоед в человеке вырывался из глубины веков на свет Божий и, с безумными и безчувственными глазами, вгрызался в тело брата своего, как Уголино – в 16-й песне Дантова "Ада" – в тела своих сыновей.
Я не знал села, где не было бы людоедства. Детей боялись выпускать на улицу: их подстерегали из-за заборов и в сенях обезумевшие люди. Как член врачебной комиссии я присутствовал при обысках у людоедов, во дворе которых были обнаружены трупы и засоленные куски человеческого мяса.
В ноябре 1933 года я встретился с высоким чином милиции, бывшим своим пациентом. Он рассказывал о расследовании таких дел о людоедстве:
– Ты знаешь станицу Брюховецкую? Д-их не помнишь? Нет? Здоровенная баба, молодая, лет тридцати. Мы нашли у нее в сарае три детских трупа с уже обрезанным мясом, арестовали ее и привезли в район. Во время ареста она лишь молча пожала плечами и пошла с нами. На другой день я взял ее на допрос. Заходит и стоит. “Садись”, – говорю ей. Садится. Сидит и молчит. Готовлю бумагу для допроса и смотрю на нее – крепкая, красивая баба, и как-то жалко стало: до чего народ дошел! А потом, как посмотрел на ее губы, то, понимаешь, затошнило меня, аж рвать захотелось. Эти губы она, значит, после детских котлет облизывала. Я посмотрел в окно и как-то переборол себя. Начинаю допрос, а она, сволочь, молчит. Только меня все рассматривает. Медленно глазами обводит, а глаза блестящие какие-то. А потом встает, подходит и берет меня за плечо, щупает. У меня мороз по спине, кожа на голове съежилась до боли. А она говорит: “Толстый ты, дядя, много бы из тебя котлет вышло...” Я как сорвался, да в другую комнату... Уже не мог ее больше допрашивать. А ночью как она мне приснится, так начинаю стонать во сне...

Не надо никаких фильмов ужаса, все самое страшное уже было у нас. Все просто и обыденно. Люди просто сошли с ума от голода. И это страшней любых мутантов и инопланетян.

Врачи получили указания не загружать больниц голодными. Строго запрещалось вообще в диагнозах употреблять слово "голод". Мы были обязаны обходить это слово названиями других болезней, имеющих сходную с голодом симптоматологию.. Было несколько условных эрзац-диагнозов. Один из них “авитаминоз” врачи использовали часто как условный код для будущих поколений..

Сколько же лицемерия надо иметь, чтоб в угоду своим амбициям, сегодня благородить тот режим, прикрываясь отсутствием документов. Сколько вообще свидетельств о смерти выписывали на сотню умерших от голода? 10-15? А в выписанных, хоть в одном, причина смерти – “голод”, указана?

Смерть в первую очередь косила стариков и детей. Мне показывали дом, где три старика из разных дворов, оставшихся пустыми после бегства семей, легли рядом на подстилку из тряпья и соломы – чтобы больше не вставать. Потом умирали мужчины. Женщины умирали последними.
Дети умирают от голода как-то особенно. Сначала они плачут. Потом затихают и быстро стареют лицом: на нем как бы пробегают годы предназначенной им жизни, сжатые в часы и дни. Их глаза смотрят на мир покорно, как глаза старика, постигшего всю правду, вернее – всю неправду жизни. Ужасы войны – ничто перед выражением глаз умирающего от голода ребенка. Проходишь мимо, а глаза лежащих у заборов детей пронизывают тебя насквозь, полные тихого удивления: ходит человек, и не умирает, значит, он один из тех, о которых мать и отец говорили, что они виновны в нашей смерти...
Мужчины и женщины, которых природа одарила такой силой, что горы бы им двигать, бродили по деревне и по полю, рвали траву, ловили кошек и собак, ели лебеду. Собак совсем не стало. Начальник ГПУ запирал свою собаку и водил с собой на цепочке...
У пристани в Приморско-Ахтарской стояли два иностранных парохода.

Пароходы были итальянские. Не было в Вашем городе людей знающих итальянский, вот и привлекали врача для общения с иностранными капитанами.

По сходням ходили грузчики: на пароходы грузили зерно, отнятое у умирающего народа. Недалеко, шагах в трехстах, сидели крестьяне с семьями, больше ста человек. Многие уже не могли двигаться, они ждали смерти. Другие – истощенные, отечные, двигались с трудом. И мы от всей души желали, чтобы хлеб, отнятый у русского народа, который иностранцы ели за границей, превратился в тяжелый камень...

Просто посмотрите, когда будете на набережной, оглянитесь. Может их души приходят туда, где их убили и забыли? Ведь никто не прочел по ним молитву. Никто не ставит свечи по душам невинно убиенных.
Может и призрак фашистского корабля приходит и встает под загрузку? Это Вам не вшивый Летучий голландец. Жизней то, итальянец, гораздо больше отнял!

"Бригады смерти" часто не справлялись с громадным количеством трупов. Были дни, когда им приходилось вывозить и хоронить по 60–70 трупов. Трупы теряли на улице, но никто на это не обращал внимания. Целые села и хутора вымирали и зарастали бурьяном. Школы пустовали. Дети, когда еще могли до них добираться, – плакали во время уроков от голода. Были случаи самоубийства учителей – они не могли перенести этого кошмара...

А ведь все это я слышал, не раз читал, стоял у вечных огней и памятников, смотрел десятки фильмов. Но было это здесь, в Ленинграде, в блокаду. Здесь это подвиг, народное единство, беспримерная храбрость.
Ой, ли? Конечно, нет! Людей все так же убивали. Все также покорно они шли под страшный топор. Только теперь было на кого свалить. Во всем виноваты немцы. Хотя и с них никто вины не снимает, но то, что творили командующие иначе как убийство своих не назвать.
А вот тем, что на десять лет раньше погибли и досочки мемориальной не нашлось.

Чтобы описать все виданное и пережитое, пришлось бы заполнить много книг. Видала Россия много на своем веку, но такого голода и таких кошмаров, сопровождавших его, еще никогда. Подлинных цифр жертв никто не знает, кроме нескольких человек. А в какой статистике отражены последствия голода? Кто сосчитает преждевременные смерти тех, кто выжил, но подорвал здоровье? Кто скажет, во сколько раз увеличилось число туберкулезных? Кто определит, насколько понизился рост народонаселения?

И спорят до хрипоты, до драки коммунисты-историки и историки либералы, считать ли умерших от голода в жертвы? Будут ли убылью народонаселению не родившиеся дети и внуки? Сколько миллионов сгинуло?
Да хоть десяток тысяч! Уже, такой режим не имеет право на существование! Это людоеды! Те, кто довел людей до людоедства!

А может неправда все это? Может Трушнович так ненавидит советскую власть, что выдумал все. Не было этого?
А давайте сравним. Благо есть воспоминания коммунистов. С этим у нас все в порядке. Я специально выбрал врача, правда тогда он был оголтелым комсомольцем, но потом… Вот справка:

Акопов Иван Эммануилович (1906-1989) – известный советский ученый-фармаколог, исследователь лекарственной флоры СССР, автор сотен научных трудов, изобретатель новых лекарственных средств. Много лет заведовал кафедрами фармакологии Самаркандского и Кубанского медицинских институтов, подготовил около 40 кандидатов и 10 докторов наук. Доктор медицинских наук, профессор.

Вроде обласкан властью, вроде не дурак. Послушаем? Итак, отрывок из книги “Все так и было”:

Существование многомиллионных единоличных крестьянских хозяйств приходило в противоречие с социалистической промышленностью. Путь коллективизации - это путь от низших форм к высшим, он был предсказан В.И. Лениным. Его преимущества в настоящее время не вызывает сомнений, но тогда, в то далекое время, надо было вести большую работу среди крестьян чтобы убедить их в преимуществах коллективных хозяйств перед единоличными. Ноябрьский Пленум (1929 года) ЦК ВКП (б) отметил большие трудности в развитии колхозного движения. Для преодоления трудностей и оказания помощи местным партийным организациям партия посылала из города как на постоянную ("двадцатипятитысячники"), так и на временную работу свои кадры. В числе последней группы был мобилизован и я. Сохранившая справка, выданная Отделом коммунального хозяйства Краснодарского горсовета рабочих, крестьянских, красноармейских и казачьих депутатов, от 28 мая 1930 г.

По прибытию в Приморско-Ахтарский район, РК ВКП(б) направил меня на хут. Свободный. Моя задача заключалась в организации и проведении разъяснительной работы среди населения о преимуществах колхозной системы земледелия и проведения агитации по вступлению единоличников в колхоз. На хуторе Свободном намечалось организовать один колхоз. Почти каждый вечер мы проводили собрания крестьян, читали им лекции и доклады о колхозах, их преимуществе, выгоде и т. д. Параллельно с нашей работой шла невидимая, но ощутимая работа кулачества против коллективизации. Бывало, наши лекции и доклады проходили хорошо, собрание склонялось к одобрению организации колхоза, как вдруг подминалась рука:
- Вопрос можно?
- Можно, пожалуйста, - отвечали мы, радуясь активизации собрания:
- Где вы чеботы (сапоги) купили?
Спросив, как бы наивно, спрашивающий, вызывал взрыв хохота в зале, уничтожая весь положительный настрой за колхоз. Начинаем все с начала, стараемся не сорваться, спокойно отвечаем на неуместный вопрос, вновь пытаемся повернуть на признание необходимости организации колхоза, как вновь откуда-то поднимается рука, также наивно, а в действительно лукаво, спрашивает:
- А правду говорят, что будут общие одеяла, все будут спать под общими одеялами?
- А дети будут общими или каждый своего будет знать?
И так далее, и тому подобное до бесконечности, порою тупые, глупые вопросы, рассчитанные лишь на отвлечение внимания от главного.

Оказывается такие вопросы, это тонко продуманная антиколхозная работа кулачества! А кто-нибудь из Вас, читатели, когда-нибудь присутствовал на колхозном собрании? Или может в кино видели? В том же “Вечном зове” или “Тени исчезают”? А я бывал, и заверяю, что это нормальный стеб, без которого не обходится ни одно собрание простых русских людей. Только не понять это комсомольцу-армянину, даже через 70 лет. А скорей, он давно все понял, но, ой как хочется выглядеть борцом за правое дело, а не палачом.

Ведь после каждого собрания ставили на голосование: кто за колхоз, если наберем большинство голосов, то будем считать дело выигранным, начнем непосредственную организацию. После каждого собрания мы собирали меньше половины голосов и лишь изредка доходили лишь до половины! Но собрания мы проводили каждый день, я насчитал 70 собраний, когда получил особую повестку на заселение актива хутора Свободного.

Два с лишним месяца! Каждый день, по нескольку часов слушать эту бредятину, вместо того, чтобы играть с детьми, заниматься хозяйством, любовью, в конце концов! Да тут кто хошь за колхоз проголосует, тем более, что давно сгинули первые партии раскулаченных. На что власть и вот эти комсомольцы способны, люди уже знали. Страх у каждого в душе поселился. Но не набирал Ванька нужного количества голосов.

На типографски отпечатанном извещении, чернилами были проставлены имя, фамилия, название местности, где будет происходить актив, время и место сбора. Вот текст этого извещения.
'Извещение ? 33 гр-ну Акопову, уполномоченный по хут. Свободный. Объявляется сбор по проверке общественно-политической готовности местного актива в связи с текущими хозяйственно-политическими кампаниями. Вы обязуетесь явкою на этот сбор сегодня в 4 часа вечера, в помещении школы хут. Свободный, имея при себе запас продуктов питания на одни сутки. Документом для прохода в помещение сбора служит настоящее извещение и удостоверение личности. Явка обязательна.
После того, как входили в помещение, предъявляя данное извещение, никто уже не мог выйти, а после окончания сбора все двери были закрыты. На собрании с докладом о ликвидации кулачества как класса выступил представитель Кубокружкома ВКП (б), в конце зачитали списки кулаков, хозяйство которых подлежало экспроприации, а сами они были арестованы и высланы с конвоем в отдаленные районы страны. Вся операция должна была быть закончена к утру. Так это и произошло. Примерно к полуночи зачитали фамилии членов бригад, которые должны были проводить эту операцию. Я был назван руководителем бригады, в состав которой входило 3 или 4 человека. Они представляли членов ВКП(б) или бывших красных партизан. Наша бригада должна была проводить вышеописанную операцию у помещика Садило: обыскать его дом, сад и всю территорию, занятую под его имуществом, арестовать его и доставить оперативной группе, прибывшей для этой цели из райцентра.

Опять хочу обратить внимание, что раскулачивали не гпушники, не спец. отряды. Они только ждали в назначенном месте, руководили. А обыскивали и арестовывали свои, родные односельчане. И столько наарестовывали, что правительству пришлось издать постановление об упорядочении производства арестов:

Когда мы явились в поместье Садило, но его дома не оказалось. Провели обыск всех помещений и сада и были крайне удивлены тем, что ни в одном помещении мы не нашли ни одного кусочка хлеба, ни грамма муки или зерна. Между тем изъятие мы могли проводить, если количество муки или зерна превышало два пуда (32 кг) на едока. Поэтому было смешно, когда в сарае, под кучкой птичьего пуха мы обнаружили в ведре не более 5 кг муки. Жена Садило не ответила нам, где же их хлеб, картошка и другие продукты питания, чем питались они вчера, сегодня и что будут есть завтра. На другом конце сада находился дом, принадлежащий матери Садило. Но и там не было ни кусочка съедобного!
Члены бригады, посланные в ближайшие соседние дома, обнаружили там группу кулаков, подлежащих экспроприации, в том числе Садило, которого привели в свой дом. Это был худой, бледный, убогий, не похожий на образ помещика, каким мы себе представляли. Но он и его семья до Советской власти имели 400 десятин земли. Мы предъявили ему ордер на арест, при этом разъяснили, что он будет сослан в Сибирь, где должен готовить условия к приему семьи на новом местожительстве. Объяснили, что там будет ему отведена земля, инвентарь для сельхозработ.

О как! Землю дадут и инвентарь! Какой инвентарь нужен, чтоб мерзлоту обрабатывать? Кайло? Вот сам бы, как будущий спец по растениям, и съездил бы!
Забегая вперед, с радостью сообщу, что не забыла его родная власть, съездил т. Акопов на север в телячьем вагоне. За то, что в плену побывал. Но почему то ему там не понравилось. Не захотел гад остаться. Назад подался в тепленькую Кубань.

Когда стали уводить Садило, его жена впала в обморочное состояние. Мы задержались, оказали ей помощь, успокоили, объяснили, что семья соберется на новом местожительстве в Сибири.

Ну прямо сама доброта! А не засунуть ли ему свои объяснения чуть пониже комсомольского хвоста? А взгляните Ахтарский Мартиролог на букву “С”. Там есть семья Садило.

Садило конвоировали в Народный дом, но когда мы выходили, его жена не дала мужу в дорогу ни одного кусочка хлеба или другие продуктов! Это было более, чем странно: нельзя было представить, что у них ничего нет съестного, но вскоре эта тайна прояснилась. Один из конвоиров Садило, какой-то его родственник, слишком рьяно стал демонстрировать свою 'гуманность', обратившись ко мне: 'Разрешите мне вынести ему на дорогу покушать?' Я дал свое согласие, самому было жалко, что человек, которого ссылают в Сибирь, с собой не имеет ни куска хлеба. Но затем был удивлен, когда увидел, что этот "бедняк"-конвоир вынес две большие буханки хлеба, два куска сала по 1,5-2 кг каждый, две жареные курицы, лук, чеснок, вареные яйца. Удивила не "щедрость" этого "бедняка" и не его гуманные чувства, а то, что все это было заранее организовано. Это нужно было связать и с тем, что Садило не оказалось дома, что кулаки на этом хуторе собрались перед тем, как к ним зайдут бригады по экспроприации, что попрятали в домах кулаков все съестное до последнего куска хлеба и т.д. Как они могли узнать день и час экспроприации, когда это было великой тайной даже для меня, уполномоченного Кубокружкома ВКП(б), как и для всего актива, который был созван так конфиденциально?! Все это показывает, что кулаки и помещики имели свои источники информации, которые работали более оперативно и смело, чем мы, люди, проводившие политику партии по ликвидации кулачества как класса.

Интересное замечание. Признает комсюк, что были нужна смелость, чтоб обманывать власть. И смелость – не чета им активистам. Но интересно, неужели он с товарищами оставил ссылаемым такой щедрый прокорм в дорогу? Ой сомневаюсь. Иначе зачем все эти догадки, откуда, да зачем?

Ведь не только в нашей бригаде, но и в других бригадах были такие же неожиданности, как в нашей.
Когда мы подъехали к Народному дому, уже наступал рассвет. Когда собрали всех кулаков и помещиков, намеченных к ссылке в Сибирь, вокруг Народного дома собралось такое множество народа, какое мы никогда не видели на наших собраниях. Как только отправили арестованных кулаков и помещиков, решили открыть очередное, 71-е, собрание с повесткой дня об организации колхоза на хуторе Свободном. На многочисленных прошлых собраниях всегда был шум, нелепые вопросы, рассчитанные вызвать смех, отвлечь внимание, когда голосовали за организацию колхоза, то руку поднимали перед своей грудью, чтобы сзади не видели за что голосует и т.д. На этом собрании все было иначе: спокойствие, деловитость, смелое обсуждение, даже споры, как лучше организовать колхоз. Было ясно, что крестьяне - бедняки и середняки, освобожденные от влияния кулаков, смелее стали подходить к коллективизации, чем прежде.

Вот как все просто оказывается. На бывших помещиков была оглядка. Теперь, слава богу, освободила власть от кровопийц народ, в который раз. Но не до конца. Это мы помним. Или запугала оставшихся? А это чьими глазами смотреть …

Однако одним из больных вопросов уполномоченных Окружкома и райкома, как и местных коммунистов, был вопрос: что обобщать?

По началу, прочитав это словечко, я даже не понял о чем гутарит молодой реквизитор. Дошло с запозданием: это грабеж так называется.
Теперь знайте, если у вас что отберут, то это обобществление.

Одни были за то, что надо обобщать не только тяговую силу, но и коров, свиней, птиц. Причем сторонники такого подхода мотивировали свои предложения тем, что мы должны создать "удобства" для колхозников.

Интересно, правда? Какие удобства? Кто такие колхозники? Ведь вроде после того, как самых трудолюбивых истребили, их хозяйства полностью “обобществили”. Те, кто остался, по словам рассказчика, гурьбой повалили в колхоз. Так если все сознательные, то сами отдадут все, что есть и будут пользоваться вместе. Будут удобства. Или не отдадут и все равно удобства никуда не денутся у колхозников.
А может все проще? И правдивей. В колхоз, все, так же как и раньше, записалась голытьба: алкоголики, да тунеядцы. У которых за душой и нет ничего! вот им то и нужны удобства! Надоело сирым в говне впроголодь жить.
Вот так внимательный, и главное думающий читатель может найти правду, даже в такой дикой агитке.

А противники такого 'архилевого' взгляда возражали, считали, что крестьянин не может сразу отказаться от частной собственности, тем более, когда речь шла о корове, птице которые ежедневно кормят семью, детей. Мы стояли на последней точки зрения, не провели обобщения ни одной коровы, ни одной свиньи, тем более птицы (не считая случаев, когда в хозяйстве имелось две и больше коров, много голов свиньей и т.п.).

Ой ли? Такой максималист и вдруг о людях задумался, сопереживать стал?! И что такое “много” в определении поголовья? С коровами понятно – две много, а со свинками не ясно, как и с птицей.
А у меня в ушах только одна фраза Трушновича:
“В этот год Россия в последний раз поела мяса до сыта!”

После отправки "своих" кулаков в дальний путь, мы заручились согласием подавляющего большинства крестьян на организацию колхоза на хуторе Свободном. Встал вопрос, как назвать колхоз? Предлагались различные названия, но, мне казались они неподходящими, и я внес предложение назвать колхоз "Заря Кубани". Против моего предложения очень горячо выступил один дед 80-85 лет, бывший красный партизан, живущий неподалеку от центрального хутора Свободного, на небольшом хуторке.

Название конечно очень оригинальное. Сколько этих “Зорь” по всей стране было? Тысячи? Десятки тысяч? Это он в своей башке взял или в листочке из Райкома прочитал?
Это 30-й год, деду 85, в семнадцатом ему было 72, понятие красный партизан появилось в 19-ом. Деду 74. А не перебор? С враньем то? Но даже если предположить, что это правда, значит не плохо в дореволюционной Кубани людей делали, что они в 70 лет по плавням партизанят.

Он возмущался:
- Шо це такэ? "Зирька", "Зирька"?! Цэ ж жиньска имя!
Когда все начали спрашивать у него, как же назвать колхоз, он поднял правую руку вверх и торжественно произнес:
- Свободянец!
Большинство не согласились с его мнением, и было принято мое предложение: колхоз хутора Свободного со всеми окружающими хуторами создать под названием "Заря Кубани". Прошли годы, когда шла Великая Отечественная война и я проходил спецгоспроверку в Половинке Молотовской области, как вдруг в газете промелькнуло несколько слов о колхозе 'Заря Кубани' Приморско-Ахтарского района! Как было мне приятно прочитать об этом!

Как скромно: “проходил спецгоспроверку”. Почему не сказать прямо: сидел в Пермском крае, в лагере, без суда и следствия, после плена, как предатель родины? Вкалывал в шахте, как все ЗэКи?
Приятно ему было! Обрывок газеты попался, и зажмурился как довольный котяра: Вот время было – Заря Кубани! Тепло, сытно, я начальник. А глазенки открыл: вокруг холод, мрак, да доходяги. Да и сам он вошь, которую раздавить легче, чем настоящую.
Не вспомнился ему кулак Садило, высланный почти туда же!

Затем вновь прошли годы, стали разукрупнять колхозы, затем вновь укрупнять, и колхоз уже так не назывался.

А Вы друзья, как не садитесь, все в музыканты не годитесь! Что с этими колхозами не делай, а жрать все равно нечего!
Но, вообще то отрывок показательный! О грабеже абзац совсем маленький, а о дебильном названии развернутое повествование, с превознесением себя, как мыслителя и выдумщика этих самых названий.

После организации колхоза на хуторе Свободном Приморско-Ахтарский райком ВКП(б) не отпустил меня домой, в Краснодар, а перебросил в станицу Степную.

Хорошо он народ прижимал, отправила партия на повышение комсюка!

Здесь были гораздо большие трудности в работе. В степной находился центр Тихоновской религиозной секты в России, который занимался не только религиозными делами, а "координировал" политические вопросы, проводимые значительным количеством кулачества, скрывавшихся в ст. Степной или в ближайших населенных пунктах бывших белых офицеров и других контрреволюционных - антисоветских элементов. Сюда приезжали "представители" Тихоновской секты из других районов России, тем более, из соседних станиц

Ну, во первых это никакая не секта, а истинно православные последователи Патриарха Тихона, не желавшие идти на службу к новой власти – продать свои души дьяволу.
А во-вторых, в который раз поражает этот советский новояз! Выделенная фраза - просто анекдот. Неужели эти “доктора наук” не понимают, что такими перлами, можно лишь оттолкнуть читателя. А мыслящему человеку заронить подозрения в искренности мемуариста! Насколько воспоминания Трушновича более правдоподобны именно из-за простоты изложения.

Прибыв в станицу Степную, я полностью переключил себя на помощь станичной партийной организации в преодолении многочисленных трудностей в руководстве населенным пунктом по всем линиям. Главную трудность представляли вопросы коллективизации, обобщение тягловой силы, животных, птицы.

Активный товарищ был, нравилось ему обобщать по всем линиям. Даже и не верится, что ботаник потом стал – тычинки в микроскоп рассматривал. Так и видится с наганчиком в полусогнутой руке.

Нам казалось, что главные трудности уже пройдены, как вдруг неожиданно появилась статья Сталина "Головокружение от успехов", в которой он указывал, что колхозы - это дело добровольное, обобщение лошадей должно быть только с согласия крестьян и т. д. (Теперь той статьи не найти!). Эта статья обвиняла местные организации в том, что якобы по их вине допускалось искривление линии партии в этом вопросе. Между тем, все руководствовались точными и недвусмысленными указаниями сверху!

Вот у парнишки дыхание в зобу и сперло! В глазах помутилось! И ведь не ставит под сомнение саму идею, нет! Прекрасно понимает, что зло творил. Но возмущен, что верха не хотят ответственность на себя брать.

"Эффект" этой статьи был так велик, что в одну ночь крестьяне самовольно разобрали лошадей из конюшен - всех до единой - по своим домам! Колхоз лишился главного - тягловой силы (ведь в то время о тракторах не было и речи!). В первые 2-3 дня мы растерялись, не могли противопоставить что-либо против логики крестьян, ссылавшихся на статью Генерального секретаря, который был в то время непререкаемым авторитетом в партии и в стране. Однако "виновников искривления" линии партии вышестоящие партийные организации не стали искать, а вновь начали терпеливую разъяснительную работу о преимуществах колхозов, против единоличного хозяйства и необходимости обобщения тягловой силы - лошадей, без чего колхоз не может существовать.

Вот оно как! Оказывается, и раньше была терпеливая разъяснительная работа. Только какие-то тупые крестьяне попались. Не разъяснились. Только вождь статейку тиснул, как побежали сивок–бурок своих из колхозной неволи вызволять. Да и к товарищу Сталину он несправедлив. Можно подумать, что через 20 лет, в пятидесятом году его авторитет был меньше!

Политическая обстановка в районе, особенно в нашей станице Степной, была очень напряженной: кулаки убили уполномоченного Кубокружкома ВКП(б) - собственного корреспондента окружной газеты 'Красное Знамя' (впоследствии эта газета была переименована в "Большевик", затем в "Советскую Кубань" и под этим названием выпускается до настоящего времени). Кулаки повесили уполномоченного Кубанского окружкома ВКП(б) - директора кооперативного банка, но чистая случайность спасла его от смерти: недалеко от моста, где его повесили, стоял комсомольский посевной конный отряд, который, видимо, следил за злодеяниями кулаков. Конники отряда внезапным броском сорвали его с петли.

Это ж как довести людей надо! И что это за “посевной” отряд, что следит за тем как коммуняк люди вешают? А потом их из петли бросками внезапными срывают?

В эти дни в станице Степной я стоял на квартире у какого-то середняка в центре города (рядом с церковной площадью). Квартира была очень удобная, просторная, светлая, со стеклянной верандой, питание прекрасное, так что лучшего и желать нельзя. Но однажды, когда я вышел из квартиры и направился в сторону сельсовета, меня нагнала какая-то женщина средних лет, как потом выяснил, беднячка, и говорит мне: 'Сынок, уходи с этой квартиры, а то пропадешь!' Я удивился и спросил: 'А что может со мной случиться?' Она долго молчала, но затем, взяв с меня слово, что никому об этом не сообщу, рассказала, что в доме, в котором я жил, собиралась группа казаков, которые договорились 'убрать с дороги этого армигона'. На мой вопрос, можно ли сегодня остаться здесь, она, вытирая слезы, настаивала: 'Сынок! Сегодня же сойди с квартиры!'

Интересно описание хорошей квартиры “какого-то” человека. Хорошая квартира! Нравится. А вот хозяин дерьмо собачье. А то, что он то и создавал ее, потом и кровью, это армяшку красного не волнует. Не для того человек свой быт обустраивал, чтоб новых хозяев радовать.
Ну, а стукачей всегда у нас хватало. Жалостливая беднячка попалась. Молодой ведь, комсомолец то. Интересно, как ее судьба потом сложилась. Очень бы мне хотелось, чтоб подохли ее дети от голодухи. Что скорей всего и случилось.
Спужался наш герой-обобщитель.

Я поверил ей, тут же вернулся домой, взял чемодан и направился в партячейку, где при помощи местных коммунистов мне удалось в этот же день подыскать новую квартиру, хозяйка которой не вызывала сомнений в смысле преданности Советской власти. В этой же квартире жил другой коммунист, также присланный в Степную на время коллективизации.

Когда я заходил за чемоданом в старую квартиру, хозяина не было дома, хозяйка сделала вид, что очень удивлена моему уходу с квартиры: 'Что, не нравится Вам квартира? Или плохо кормили Вас? Почему уходите?' На эти вопросы я ответил, что всем доволен, не ушел бы, если бы не встретил друга, буду жить с ним, но что буду приходить к ним и т. д. Однако, конечно, я больше не ходил к ним, так и не узнав точно, чем угрожали мне ее муж и его друзья.

Неужели друзья из ГПУ не поделились секретом, какой страшной опасности подвергался активист? Ой, сомневаюсь. Запамятовал, наверное, одной загубленной душой больше, одной меньше. Это первого арестованного кулака он помнил. А потом это была просто работа.

На следующий день я на байдарке выехал на хутора станицы Степной, встречался и беседовал с колхозниками и единоличниками, в частности, говорили по вопросу обобщения лошадей, но крестьяне признали, что им трудно мириться с тем, что нет у них больше лошадей в личном хозяйстве. Беседа была очень лояльная, не было раздражения и 'подковырок', к которым мы уже привыкли.

Да уж, какие подковырки! Люди уже прочувствовали колхозный строй, уже не до шуток. Дисциплинировали их. Чтоб легче переживали отсутствие личного транспорта и тягла. Пусть свыкаются с мыслью: чтоб съездить по делам, надо разрешение (помните, как катались активисты?)

К вечеру я вернулся в станицу и увидел свет в окне партячейки. Зашел. Оказывается, собрали бюро партячейки, но не могли найти меня. На мой вопрос - зачем собрано внеочередное бюро ячейки, мне ответили, что имеются сведения, что ночью будет восстание женщин. Я был поражен, но признаться, не был уверен в правдивости этих сведений.
На бюро стали распределять роли каждого коммуниста, на случай если действительно начнется это восстание. Было, например, решено не отпускать по домам "конный полк" (так назывался отряд верховых активистов колхоза), ответственность за который взял на себя член бюро партячейки, председатель колхоза местный казак Лушпай.

Уж не тот ли это Аврам Павлович Лушпай, которго вместе с комиссаром Мацокиным, за все их издевательства, “благодарные” станичники сдали немцам? Сдали сразу, как только “партизаны” из баз своих выползли, оголодав, и в первую же хату постучались? Кончили их фашисты под маяком. Как думаете, а сколько людей добровольцами бы вызвались этот расстрел привести в исполнение?
И еще интересная деталь. В воспоминаниях Акопова ни словом не упоминается Супер-герой Мацокин. А ведь если верить рассказам, то этот человек-глыбища практически в одиночку, бессменно, устанавливал в Степной советскую власть от революции до войны.

Председатель станичного кооператива казак Подопригора предложил выставить посты на колокольню, предполагая, что в случае восстания они будут бить в набат, что казалось мне преувеличением, перестраховкой. Было решено прервать заседание, чтобы разойтись по домам поужинать и сейчас же вернуться в партячейку и дежурить всю ночь. Одновременно разослали по квартирам станичных коммунистов, вызвав их на дежурство на всю ночь. Но, видно, за нами хорошо следили организаторы женского восстания: только мы разошлись, я со своим товарищем, например, находился на квартире почти рядом с ячейкой, мы собирались ужинать, как вдруг услышали громкий колокольный набат.
Бросив все, побежали на церковную площадь и увидели толпы женщин, бегущих со всех сторон к церкви! Было странным, что набат был прерывистым: колокола то звонили, то переставали. Как обычно, церковь стояла посредине площади; когда мы подошли, вокруг уже были тысячи (!) женщин, но площадь продолжала пополняться.

Справка:
Станица Степная основана 14 октября 1872 года
Площадь (кв.км.) 21,6 тыс.га
Население (чел.) 2400
в том числе :
Мужчин 1155
Женщин 1245
То ли у комсомольца от страха, в глазах троилось. То ли врет, как обычно. То ли и правда тогда людей в Степной было в разы больше! Но факт остается фактом: Практически все женское население, наивно веря, что женщин не тронут, доведенное до отчаянья, решило восстать против “народной власти”.

Мы кинулись разгонять женщин, а мой товарищ достал даже револьвер, чтобы стрелять вверх, попугать, но я вовремя остановил его, предложил спрятать револьвер. Мы продолжали уговаривать женщин разойтись, но только что освобожденное место заполнялось другими, и не было никаких надежд, что нам удастся освободить площадь от плотно наседавших женщин. Вдруг, совершенно неожиданно, толпа заколебалась, на противоположной от нас стороне площади она шарахнулась, пытаясь вновь заполнить освобожденные участки площади, затем отступила, и эта брешь все больше и больше расширяясь, дошла до нас. Но прежде чем мы заметили отлив толпы, увидели верховых, которые въезжали на площадь. Тем временем отступившие женщины разбегались, не возвращаясь больше на площадь, которая постепенно очистилась. Мы, коммунисты, уже никем не руководимые, действующие разрозненно, пытаясь разогнать толпы женщин - каждый на своем участке, только теперь поняли, что самым действенным оказался колхозный конный полк, который разогнал женщин с такой же быстротой, с какой они заполнили площадь. Восстание женщин закончилось в течение 6-8 минут после его начала, без произнесения каких-либо речей.

Поняли женщины, что это не царские времена! Зарубит местный станичный ОМОН и не почешется!

Выяснилось, что причина прерывистости колокольного набата заключалась в том, что наш кооператор Подопригора, как только услышал колокольный звон, кинулся на колокольню и оттаскивал женщин, которые били в набат, но так как другие женщины хватались за него и оттаскивали, набег прерывался, пока вновь ему удавалось оттащить "звонарьщиц" от колоколов. Так продолжалось, пока на площади не появился конный полк Лушпая.
После получения сведений от беднячек о готовящемся восстании женщин была проведена подготовка по изъятию контрреволюционных элементов, прибывших из других районов кулаков. Многие из намеченных к аресту мужчин оказались прямо на колокольне, что облегчило задачу.

Когда проводилась подготовка? До или после восстания? Как оказались кулаки на колокольне? Если там кооператор Подопригора геройствовал?

В некоторых случаях на квартирах намеченных к аресту лиц были обнаружены "гости" - белые офицеры и делегаты Тихоновской секты, командированных в ст. Степную из различных районов страны. В общем, к утру, было собрано 34 чел. - организаторов женского восстания (все мужчины!), их повели под конвоем в райотделение КОО ОГПУ Приморско-Ахтарского района.

Вот, теперь мы знаем это здание. Говорят, там ни один бизнес не приживается. Проклято оно. Кровь через стены сочится. Души замученных с укоризной смотрят на нас, все позабывших.
Про последователей Патриарха Тихона, как и о бежавших из центральной России, доктор наук Акопов, в свои 70 лет, говорит как о сектантах и эмиссарах. А как иначе? Какой к черту стыд у коммунистов?

Точно не помню, какого числа было женское восстание в станице Степной, но такие "Бабьи бунты" прошли и в других станицах как Приморско-Ахтарского, так и других районов Кубани 15 марта. В частности, такое восстание было в ст. Ольгинской Приморско-Ахтарского района, где не обошлось без применения оружия - выстрелов вверх; то же самое рассказывали о станице Пашковской (ныне поселок Пашковский, в зоне г. Краснодара). Эти 'Бабьи бунты' были организованы контрреволюцией, центр которой вовремя было изъят, что привело к разрозненным выступлениям в разные числа марта 1930 года.

А жаль, жаль, что единственной не разрозненной силой в 20-м веке в России была коммунистическая банда.

Я спешил завершить работы в ст. Степной и вернуться в Краснодар, но Приморско-Ахтарский райком партии предложил мне немедленно выехать в ст. Брыньковскую на помощь местным партийным организациям. Однако 28 марта 1930 года на бюро Приморско-Ахтарского райкома ВКП (б) с докладом выступил секретарь райкома тов. Гостев, который отметил, что в ст. Степной "бюро ячейки с работой проводимых кампаний не справилось, в результате чего имеются перегибы, голое администрирование, политическая вспышка - восстание женщин... Бюро райкома постановляет:
1.Бюро ячейки ст.Степной распустить и создать оргбюро. Секретарем оргбюро командировать тов. Акопова, отозвав его из ст.Брыньковской.
2.Секретаря ячейки Соболя и председателя с/совета Целинского за допущение указанных перегибов, искривление линии партии ...допущение восстания женщин - из рядов партии исключить и отдать под суд.
3.Члену бюро ячейки ст. Степной Мацакину, за не сигнализацию данного вопроса райкому... объявить выговор" (выписка из протокола и 48 от 28/III-1930 Р.).

Последний пункт очень любопытен. Ясно, что выговор влепили товарищу Мацокину. Да-да, тому самому “герою”, которого фашисты в расход пустили у Маяка. Судя по всем официальным легендам, он чуть не единолично организовал колхоз в Степной. Вот часть панегрика из АТВ:

Это не Выживший из ума старичок пишет! Это городская газета в сентябре 2009г.!!! Зачем вбивать ложь в головы людей? Понятно, что эту статью, кроме меня, читало еще два человека автор и редактор (и то сомневаюсь), но все равно неприятно.
Даже такая мелочь: никакой он не председатель стансовета, Целинский им был. А Мацокин – мелкая сошка, член бюро ячейки. А уж про его “геройство” - баб отчаявшихся разгонять с помощью конного полка, и было ли оно вообще, судите сами. Продолжим.

На следующий день после этого заседания бюро райкома, отв. секретарь РК ВКП(б) Приморско-Ахтарского района тов. Гостев 29 марта 1930 г. написал мне:

Я встретился с тов. Струцким, вместе выехали в ст. Степную, где было собрано внеплановое партийное собрание, на котором он рассказал о решении Бюро РК, я принял дела и в меру сил своих старался выправить положение. Однако политическое состояние ст. Степной по-прежнему оставалось тревожным. 15 апреля 1930 г. я в письме райуполномоченному КОО ОГПУ и секретарю райкома ВКП (б) Приморско-Ахтарского района привел факты, говорящие о том, что контрреволюционные силы ст. Степной не успокоились. Вот некоторые выдержки из этого письма.

А не конный ли полк рыскал в поисках самогонки? Наверняка, Акопов нам приводит самые вопиющие случаи из своего письма. Остальное вообще в стиле: “По слухам….”. Надо ж создать видимость собственной нужности.

В это время участились заявления о выходе из колхоза, 16 апреля стали подавать такие заявления группами. Целая группа колхозников явилась на квартиру председателю колхоза тов. Лушпаю и потребовала немедленно принять их заявление о выходе из колхоза, при этом они угрожали, что в противном случае примут другие меры. В станице распространяются слухи, что якобы вся станица подала заявление о выходе из колхоза, 16 апреля до 13 часов таких заявлений было подано 23, за несколько минут подало заявления о выходе из колхоза 13 чел.
Выпущенные на свободу арестованные участники женского восстания в ст. Степной ведут разлагающую работу среди станчан. Так, например, М. Махно старается срывать собрания своими выступлениями и выкриками с места; гр. Фабрак при разговоре с председателем колхоза требовал у него возвращения лошадей, при этом надсмехаясь над ним. 7 куреня гр.Щербина Е. несколько человек неизвестных, под видом рыбной ловли в водоеме, где рыбы почти нет, ведут подпольную работу. Гражданин Титаевский Е.Н. сидел под забором, собрав вокруг себя группу дезертиров от работы в колхозе.

Оцените всю глубину саботажа! Если уж рыбу ловить, да под забором сидеть – саботаж, то уж требовать своего конягу назад – сплошная контрреволюция!

Нам стало известно от женщин-беднячек, что антиколхозные элементы принуждают колхозников к выходу из колхоза. Это заявление расследуется милицией.
Таким образом, в политическом состоянии станицы Степной имеются два противоположных явления: с одной стороны, перелом у большинства колхозников в сторону активного участия в колхозной жизни и с другой, - нелегальная антиколхозная пропаганда кулачества и подкулачников, а также белобандитов и Тихоновской секты, которые оказывают разлагающее действие на колхозников.
Красный партизан тов. Дереза сообщил, что его посетили два неизвестных лица и, имея ввиду партийно-колхозный актив, спрашивали у него:
- Нy, скоро мы им устроим ночку?
Информируя обо всем этом, я прошу выделить нам в помощь 3-4 агитаторов, несколько винтовок на случай контрреволюционного выступления.

Во как белобандиты действуют, приходят к коммунисту и в лоб: “Скоро мы вас резать будем?” Вопросом, а не утверждением.
Бред! Все обвинения высосаны из пальца! Подкрепления хочет т.Акопов, да оружия. Страшно ему. Понимает: такое творит, что опасается за жизнь свою молодую.

Наступала очередная отчетно-выборная кампания партийных организации района. 5 мая 1930 года состоялось отчетно-выборное собрание партийной ячейки ст. Степной. На этом собрании присутствовали 21 член и кандидат партии. С отчетом о работе бюро, по его поручению, выступил я, с содокладом выступил председатель самопроверочной комиссии тов. Подопригора. Было отмечено, что работа бюро шла в направлении быстрого окончания посевной кампании, укреплении рядов колхоза и проведении мероприятий, связанных с выполнением этих задач. За 27 дней работы проведено 6 заседаний бюро ячейки, 2 партсобрания, 75 собраний колхозников с участием в них 8000 чел. Велась работа по очистке колхоза от чуждых и нестойких элементов. Борьба шла за каждого колхозника, за каждого бывшего партизана, подавшего заявление о выходе из колхоза. План весенней посевкампании на 4 мая выполнен на 94,5%. Парторганизация добилась 100% выхода на работу и улучшения качества работы. Самопроверочная комиссия подтвердила данные, приведенные в отчетном докладе.
Партсобрание постановило: "Работу бюро ячейки признать удовлетворительной и руководство хозяйственно-политическими кампаниями - правильным". Будущему составу бюро партсобрание высказало ряд пожеланий.
Партсобрание избрало бюро в составе т.т. Акопова, Дувшая, Гоноза и кандидатами в члены бюро - т.т Чернова и Радченко.

Самопроверочная комиссия. Прелестно! И заметьте, опять ни слова о т.Мацокине и его сподвижниках. Не он ли под маской разъезжал, в поисках самогонки?

В этом протоколе имеется запись: 'Секретарем избран т. Акопов по рекомендации РК ВКП (б), т. Акопов заявил особое мнение - не вводить его в состав бюро, т.к. он прислан на временную работу OK BKП (б) в качестве уполномоченного по коллективизации и был переключен в работу по другим хозяйственно-политическим кампаниям и не может оставаться на постоянной работе по причинам состояния здоровья, по семейным причинам и по причине нахождения его более чем в месячной командировке. Тов. Акопов рекомендовал провести в члены бюро и секретарем ячейки т. Чернова Андрея, присланного на постоянную работу из ст.Ольгинской РК ВКП (б)'. Однако собрание не приняло мое особое мнение и я еще некоторое время оставался в ст.Степной. (Выписка из протокола ? 10 от 5 мая 1930 г.).
Так мы боролись и строили колхозы, не имея никакого опыта, боролись за будущее коммунистическое общество.

Замечу, что наворотил он это за пол-года. Было ему 24 года. Скольких арестовал, сколько выслал, на скольких донес, за то, что ловили рыбу и сидели на завалинке? Какая часть мартиролога (далеко не полного) его?

11 мая 1930 года родился наш первенец - сын. Я, кажется, приезжал из района на несколько дней. Мы с женой были всерьез озадачены тем, как наречь нашего сына. Наконец, по предложению младшей сестры жены Тамары Аркадьевны Чолахян, сын получил новое, никакой Библии неизвестное имя, составленное из инициалов Великого Ленина - ВИЛ

Не покаялся доктор наук, не попросил прощения у загубленных. Спал спокойно. Надеюсь на том свете, черти его именно ВИЛами в чан с кипящим маслом заталкивают.

Как старый критикан, я и раньше сильно сомневался, что люди были честней, добрей и отзывчивей. Читая воспоминания Ахтарцев, я изменил свою точку зрения. Все-таки постоянное клевание в мозг, что доброта спасет мир, медленно, но делает свое дело. Мы становимся добрее и честней, а наши дети будут еще лучше. Наши отцы и деды были подлей, а прадеды и пра-прадеды еще и злы до остервенения. необходимы темы "нравственность в Ахтарях", "Вера" и др. Но об этом потом….
А сейчас тема - коллективизация. Спасибо всем кто читал. Мы выслушали, ярого врага Советской власти Александра Рудольфовича Трушновича, который остаток своей жизни положил на борьбу с этим злом и погиб. Прочли, хорошо влившегося в систему террора и лжи, Акопова который был обычным советским карьеристом. Таких воспоминаний десятки тысяч по стране, написанных, как под копирку. К старости, умным людям свойственно переоценивать свои поступки. Но, то умным! Акопова, не смотря на докторство, природа обделила. Тем радостней читать Панова, человека влившегося в систему, но сумевшего отречься от легкого пути восхваления себя в ней. Иногда его мнения противоречивы, но что мы хотим от пожилого человека в 80 лет? Без открытых архивов, интернета и пр.пр. Чудесно, сколько фамилий и событий он держит в памяти, и пытается переосмыслить свою и жизнь своей страны, с общечеловеческих точек зрения.
В этой теме я выбрал отрывки, касающиеся коллективизации.
Итак, продолжим:

В 1918 году, мать решила отдать меня учиться в школу. Для иногородних она была своя, а дети казаков ходили в “казачью” школу. Школа для иногородних плохо отапливалась, классы были переполнены — по 50-60 учеников в каждом. А потом нашу школу и вовсе закрыли: помещение отдали под госпиталь для больных казаков. Спустя полтора месяца занятия возобновились. Но наша иногородняя школа занималась во вторую смену, после обеда. Преподавателей не хватало, в классах по-прежнему было холодно. Так учились дети крестьян-бедняков, рыбаков и мелких ремесленников. Дети людей позажиточнее учились в коммерческой школе — хорошем здании, с теплыми классами и постоянным штатом учителей. Они были хорошо одеты и выглядели сытыми. Все это, конечно, очень озлобляло наши, бедняцкие, маленькие сердца и души. Впрочем даже в школе для иногородних случалось разное. Однажды я пришел в школу, не позавтракав, поесть дома было просто нечего. На большой перемене, когда живот подвело от голода, с понятным интересом наблюдал как мои одноклассники перекусывают бутербродами с колбасой и салом. Не выдержав, я решил попросить кусочек хлеба у одноклассника побогаче, сына крупного хуторянина Никонцова. В ответ он довольно сильно ударил меня ногой в живот и прогнал заявив:
“Нечего христорадничать — нужно иметь свое”.
Придя домой, я рассказал об этом случае матери, которая заплакала и сказала, чтобы я больше ничего не просил у этих проклятых паразитов, у которых есть земля, хутор и отец, а у нас нет ничего.
Вот это презрение к бедняку, стремление не просто держать его в рамках, а и буквально сжить со свету, со стороны зажиточной части населения (ведь вряд ли мальчик Никонцов поступил бы так без соответствующего семейного воспитания) и подготовили почву для всех дальнейших сталинских побед в борьбе с крестьянством.
Да, перед нашим народом многие виноваты, но и он сам должен много понять, чтобы не допустить возникновения поставленной на автомат системы самоистребления. И потому, когда в 1929 году, во время первой волны раскулачивания, мне комсомольцу — рабочему, вручили в райвоенкомате трехлинейку с примкнутым штыком, но без патронов (обычный уровень организации, даже на войне бывало такое, да и, видно, боялись доверять оружие для сомнительного дела — вдруг повернут), то я, особенно услышав среди предназначенных к “ликвидации как класс” фамилию Никонцовых, ни секунды не сомневался в справедливости происходящего. Не берусь оценивать свое душевное состояние с точки зрения общечеловеческой морали, но советую попробовать поставить себя на мое место тем публицистам, которые сегодня бьются над очень непростыми вопросами: как же все это могло произойти в нашей истории? Почему ответом на варварские массовые акции против крестьян не поднялось всенародное восстание, как предсказывали на Западе?

Позиция автора мне близка. Прежде чем осуждать кого-то, надо поставить себя на его место. Как бы я себя повел в той или иной ситуации? Скорей всего, в 17 лет, озлобленный, с промытыми мозгами, в банде таких же идиотов, я бы тоже караулил кулаков. Не был бы остервенелым проводником этих зверств в жизнь, как Акопов. Но караулил бы. Это потом мир взрослых разделиться на тех, кто корит себя за такие поступки и тех кто гордится. Мы с Пановым корим. Потому, я практически не буду прерывать своей трескатней его воспоминания. Мне почти нечего добавить.
И еще, хочу заранее предупредить особо обидчивых. У Дмитрия Пантелеевича огромное количество фамилий. Если прочтете фамилию своего троюродного дедушки рядом с характеристикой – Идиот, то обижаться не следует. А уж тем более вставать в позу неприятия воспоминаний. Правда – она разная, бывает веселая, а бывает и грустная, как и сама жизнь.

Мне лично приходилось не раз наблюдать, как опухшие люди умирали от истощения. Особенно много погибало людей из числа беженцев с Поволжья и Украины, пораженных засухой и искавших спасения на благодатной Кубани. Впрочем, думаю, дело было далеко не только в климатических условиях: продразверстка, уже несколько лет, с применением жестоких репрессий, проводимая в стране, об этом я еще скажу, подрывала саму основу сельского хозяйства, построенного на инициативе и частном интересе производителя, который упорно не хочет работать даром на толстозадого кремлевского дядю, пусть даже и украшенного красной звездой. Резко сократились посевные площади. А здесь еще и засуха. Крестьянин рассуждал следующим образом: посею, уберу и спрячу лишь столько, сколько нужно для прокормления своей семьи. Все остальное все равно заберут под метелку, выдав какую-нибудь пустую бумажку, именуемую квитанцией. Дед Яков несколько лет, до 1927 года, таскал подобную бумажку, выданную ему в 1920 году заезжими продотрядовцами и подтверждавшую, что Яков Панов сдал государству восемьсот пудов разнообразного зерна в счет продразверстки и советская власть уплатит ему за это при надлежащем случае. Дед Яков верил, или хотел верить, что пришла серьезная власть, уважающая крестьянина, и трудился с ожесточением, но многие крестьяне сразу поняли, что наступила эра обмана, демагогии, болтовни, показухи и невиданной жестокости.

Вот все старики поминают 1991 год, когда их кинуло государство. А не упоминают эти бумажки, как и разнообразнейшие облигации бесчисленных обязательных займов. Лично видел деревенский туалет обклеенный такими. Никогда по ним никто ничего не получал. Россия, всегда кидала свое население. Это норма нашего государства.
Когда до Ильича дошло, что простой грабеж неэффективен, он решил вернуться к старому устройству, но сильно урезанному – НЭПу. Этакому капитализму кастрированному сверху снизу, да и по бокам. Одновременно пытаясь привить дух коллективизма относительно мягкими методами:

Должен сказать, что предшественниками колхозов, превративших крестьян в рабов, была система организации земледельческого труда, весьма отвечавшая цивилизованным меркам и ленинскому представлению о социализме как о строе цивилизованных кооператоров — товарищества по совместной обработке земли или иначе ТОЗы. Наш ТОЗ объединял примерно одиннадцать семей или двадцать пять сельскохозяйственных работников — владельцев земли. Совместно пахали, сеяли и убирали урожай. Весь урожай с принадлежавшей хозяину земли шел на его ток. Сразу же в нашем ТОЗе, объединившем как бедняков, так и сильных хозяев: того же деда Панова, Мартыненко, Герасименко, Тынду, возникли острые противоречия из-за меры труда и материального вклада каждого. Через два года ТОЗ рассыпался.

В чем ошибка всех кремлевских мудрецов вплоть до нынешних? Сами, будучи подлецами, они, почему то вбили себе в головы, что там внизу, где-то есть честные люди, способные отдать кому-то должное., признать, что другой умней, честней или лучше работает.
Нет таких в России. Потому и 400-й приказ в заднице.
Ну а дальше мы уже знаем – Коммуны :

Рядом с коммуной “Красный боец” была, примерно в это же время, организована коммуна “Новая жизнь” на базе крупного фермерского хозяйства Остапова, славящегося прежде своими достижениями. Коммуна получила в наследство от хозяина хорошие скотные дворы, зернохранилища, большой усадебный дом, три гектара прекрасного сада и паровую мельницу, новую английскую молотилку, много лошадей и разнообразного скота. Отстранив хозяев, за дело взялись коммунары, которые буквально за пару лет вдребезги пропили, прокурили и прогуляли образцовое хозяйство. Да плюс к этому повальный грабеж коммуны со стороны районного начальства, без конца шаставшего то за свежим мясом теленка или барашка, то за мукой или маслом. Впрочем, такая же судьба ожидала и коммуну “Красный боец” после смерти Томаровского.

А теперь, собственно сам “Красный боец” :

Караул, который охранял крестьян “второго потока”, собранных в воинской казарме в Ахтарях, возглавлял коммунист, красный партизан, очень толковый мужик Томаровский. В период коллективизации он возглавлял коммуну “Красный боец”, созданную на землях помещика Жилина еще в 1920 году. В эту коммуну собрались все обездоленные и неудачники нашей станицы. Томаровский сумел объединить этих людей, создать стимулы к их труду и обеспечить коммунарам довольно высокий по тем временам уровень жизни. Это к слову о роли личности в истории, роль которой коммунистическая теория то затушевывает, то безмерно преувеличивает. Впрочем, в своей практической деятельности наши большевики всегда уделяли внимание личностям: противников режима отстреливали персонально, в первую очередь самых энергичных и талантливых.
Так вот, Томаровский сумел сделать эффективной даже такую отсталую форму землепользования, как сельскохозяйственная коммуна, мало чем отличающаяся от скомпрометировавшей себя общины. Впрочем и израильские кибуцы, организованные по этому принципу, заваливают сейчас своей клубникой половину Европы. Нет, последняя точка в разговоре о роли личности в истории и формах собственности на землю еще далеко не поставлена.
Но, как и во всяких наших успехах, изобилием которых, правда, мы не балуем историю, и в успехах Томаровского была своя неизвестная сторона. Не сами по себе выросли саманные домики в степи километрах в двадцати пяти от Ахтарей. Не сами по себе заворчали тракторы на полях коммуны “Красный боец”, а потом и колхоза. Не просто так стали сбегаться ахтарцы к телегам с продовольствием, которое вывозили на базар коммунары. И совсем не случайно расцвел в этой коммуне мой друг Григорий Джулай, убежавший из Ахтарей от издевательств своего старшего брата Василия — их родители рано умерли.

Дело в том, что коммуна находилась под крепким колпаком политического влияния Томаровского: члена бюро Ахтарского райкома партии, депутата Верховного Совета СССР нескольких созывов. Этот демократический институт народных избранников, а вернее машину для голосования, политическое руководство страны для приличия вынужденно было содержать, хочешь, не хочешь, давая некоторые права на местах ее представителям. Эти люди могли оградить своих колхозников или коммунаров от бесчинств чиновников хлебозаготовительных контор или чекистов, чванливых деспотов из райкомов партии или заезжих проверяющих. Именно благодаря этому, а также тому, что могли эти люди выбить, бывая в Москве и семена, и технику, и удобрения и многое другое для своих хозяйств, позволяло, за счет ограбления основной массы сельского населения, создавать кое-где отдельные островки социализма. Ну кто, например, мог себе позволить, кроме Томаровского, категорически отказать первому секретарю райкома партии в дополнительных поставках хлеба? Потом на этом хлебе выращивали великолепных поросят, нарасхват шедших на ахтарском рынке.
Словом, у себя в хозяйстве Томаровский был и царь, и Бог, и воинский начальник. К счастью, добрый Бог и начальник, выбравший бессознательно, путем борьбы с наступившим диким режимом произвола, путь глубокой в него интеграции. Это не исключало суровой дисциплины в коммуне — лентяя вышибали на общем собрании без оглядки на трудовое законодательство. Мне приходилось беседовать с одним из таких выгнанных, жаловавшимся, что поступили с ним, за единственный невыход на работу, просто бесчеловечно.

Словом, и путь борьбы с системой путем интеграции в нее оказался исторически бесперспективным. Как, впрочем, и форма производства — сельскохозяйственная коммуна. Его дочь, которой пытались передать хозяйство по наследству (великолепный феодальный принцип, получивший очень широкое распространение в социалистическую эпоху) организационными талантами и политическим влиянием отца не обладала и на посту председателя колхоза долго не удержалась. Затем колхоз возглавил ее бывший секретарь партийной организации, по привычке нажимавший больше на горло и лозунги, вдребезги разоривший хозяйство. Хочу обратить внимание на интересный феномен: все люди, появлявшиеся в ахтарской округе с добрыми намерениями и желанием переделать нашу жизнь, были какими-то залетными временщиками. Едва успевали толком напакостить, как ветер истории уносил дальше это номенклатурное перекати-поле.

Трушнович в свои сорок несколько по другому видит деятельность Томаровского, чем 17 летний рабочий засольного цеха рыбзавода Панов. Но противоречий нет. Все признают что выжил “Красный боец” только благодаря близости председателя к власти.
Для того, кто видел расцвет частного крестьянства коммуна была шагом назад, для молодого комсомольца, ворующего рыбу с завода и знающего, как государство обложило частников со всех сторон, это было теплое место, где люди хоть с голоду не умирали.
Вот еще зарисовка о борьбе с единоличниками:

Налоговый пресс уже тогда завинчивался с исключительной беспощадностью. Говорят, не дай Бог из Ивана сделать пана. Тяжела она, власть безжалостного быдла, не имевшая снисхождения к себе подобным. Тяжело было в дураках у дураков, а в холуях у холуев. Как-то мы разбогатели: скопили рублей двадцать. Мать, вдова погибшего за советскую власть красноармейца, совсем уже было собравшаяся купить мне какую-то обувку, чтобы не сидеть зимой в хате босиком, а сестричке Ольге платьице, бодро выглядывала через маленькие окна, покрытые наледью, на божий свет. Но как раз явились финансовые инспектора и, сообщив, что мы не уплатили налог, принялись осматривать имущество, оставшееся после дедова грабежа и советуясь: забрать ли швейную машинку, или разломать сарай, а то пустить на слом амбар, оставшийся от отца. Отец погиб за советскую власть, а люди, чаще всего отсидевшиеся, безжалостно грабили его детей-сирот от имени этой власти. Увы, на десятилетия такой подход, граничащий с садизмом, стал одним из главных принципов работы нашей государственной машины.

А зачем ломать амбар??? На дрова продать? Что было в голове у фининспекторов?

Вот он выступает на торжественном собрании:

Вот он с коллегой – председателем колхоза “Память Ильича” Токаревского р-на, Тамбовской области, т. Кузьминым Ф.Я.:

Ну, а вот, он в поле, с овцами, как и положено изображать руководителей такого ранга:

Между этим снимками и тем, что их музея http://ahtary-city.ucoz.com/_fr/0/2822793.jpg (на второй странице этой темы) – 11 лет разницы. Красной точкой помечен единственный подходящий под описание Тамаровского. Смахивает конечно. Но, за время войны, и голода уж больно разожрался председатель колхоза и депутат ВС СССР. А был ли он вообще на том снимке в 35 году?

И еще вопрос. А почему его именем названа улица в Ахтарях? Что за бред? На что ориентировались при названии? На 30-летнее управление? Или на “’эффективность” менеджера? Так, со времен перестройки уже 20 лет прошло. И я все время, по приезде слышу фамилии Хаймахан, Господарь. Мужики строят, кормят, управляют, скоро пора их именами улицы называть. Или директор швейной фабрики, успешно ее разваливший. По слухам (я могу ошибаться) он там с советских времен сидел, так, что переулочек его именем назвать-то надо!
Но это было лирическое отступление…

Хорошо помню как на традиционных встречах старых коммунистов с трудящимися на вечере вопросов и ответов в ахтарском клубе по методу диалектического материализма снимал и разрешал эти возникшие противоречия, кстати весьма на сталинский манер — дурака, для которого не существует сложностей реальной действительности, старый коммунист Смирнов, работавший учетчиком на нашем заводе. В хорошо освещенном зале собралось человек пятьдесят молодежи, и Смирнов, обложившись газетами и восседая на сцене за покрытым кумачом столом, толкал им политическое “му-му”. Хорошо помню вопрос: “Почему у нас растут цены?” Ответ: “Цены у нас не растут”. Вопрос: “Но ведь фунт масла, еще недавно стоящий один рубль, сегодня стоит четыре”. Ответ: “Если дорого, не берите это масло”. Затем последовал вопрос Семена Сидоровича Логвиненко, тоже, в прошлом, белого офицера, колчаковца, из числа сбежавших в тихие и хлебосольные Ахтари: “Неправду говорите, товарищ Смирнов. Выйдите на базар и посмотрите”. Последовал ответ в лучших традициях дискуссии большевистской партии с любой возникающей оппозицией, политической или экономической: “Мы тебя, контра, знаем — колчаковец. И мы за тобой следим”. Вот так обычно отвечали, разорив сельское хозяйство страны идеологическими догмами и форсированными программами старые коммунисты, которым по интеллектуальному уровню конечно было не тягаться не только с Учредительным Собранием, разогнанным в 1918 году, а даже с отдельными оставшимися в России белыми офицерами: людьми вышколенными, грамотными, с отличной выправкой, культурными.

Как все знакомо, правда? Сколько людей у нас освоили такую манеру дискуссий? От Лотоса до премьер-министра.

Ну как я мог, как хозяйственный парнишка и профессионал своего дела, уважать Кравченко, приехавшего в Ахтари в сбруе красного конника, буденовке с большой красной звездой, длинной кавалерийской шинели, френче и синих диагоналевых брюках с нашитыми между ног кожаными накладками, пискливого и крикливого человека с оттенками истерии, которого окружающие считали слегка недоразвитым, будь он сто раз коммунистом и командиром конного взвода в армии у Буденного. Дебют Кравченко в качестве приемщика рыбы был впечатляющим: к нам в цех пригнали несколько вагонеток буквально порванного острогами и никуда не годного судака, который Кравченко попринимал у своих пролетарских “братишек” — хитрых кубанских рыбаков. Дело в том, что рыбы бывало столько, что они ленились даже опускать в воду сети. Просто тихонько подплывали на байдах к тем местам, где судаки, вышедшие на пастбище после шторма, образовывали круг, становясь головами к его центру, на глубине полутора-двух метров. Рыбаки накалывали их с байд острогами, нередко повреждая при этом туловище, разрывая желудки. Конечно, ничего путного из такой рыбы сделать было уже невозможно. В цехе поднялся ропот. Но что было взять с Кравченко, сидевшего на собраниях в почетных президиумах за столами, покрытыми кумачом, млея от похвал в свой адрес как “орла революции” и “красного сокола”, если этот придурок женился на собственной сестре и произвел с ней уже окончательно дебильного ребенка. Со свойственным ему юмором, Литвиненко постоянно выдвигал Кравченко для выполнения разных общественных нагрузок, представляя тому возможность лишний раз продемонстрировать свою тупость. Перед войной Кравченко куда-то уехал из Ахтарей — говорили, что в район Сухуми

Сухов, прибывший к нам из Темрюка в 1928 году. Малограмотный, зато очень усердный коммунист, где-то потерявший передние зубы, из-за отсутствия которых во время визгливого разговора, который был для него типичен, слюна летела прямо в лицо собеседнику. Самого Сухова это нисколько не смущало. Был Сухов румын по национальности, в прошлом военный моряк. Вместе с другими партийцами, знавшими о рыбе лишь то, что она плавает по дну и трудно поймать даже одну (а без труда не выловишь и рыбку из пруда), москвичами Апеоновым и Зиновьевым, окончившими Мосрыбвтуз по экономическому факультету, все они претендовали на руководящие должности, в то время как рыбы к нам стало поступать все меньше — сказывался грабительский промысел во время нереста, даже несмотря на то, что флот, созданный согласно московской директиве для вылова красной рыбы, который предложили возглавить Судаку, оказался нерентабельным под водительством шибко идейных адмиралов, и его корабли, в которые вбухали немалую копеечку, тихонько рассыхались на берегу. Ничего не понимая в засолке рыбы, Сухов, благодаря революционному прошлому и партийному билету, стал начальником лабаза и буквально оплевывал, в прямом и переносном смысле, своими указаниями десятки знающих людей
для очень многих людей истовая революционность была просто маской: нам на заводе было и раньше известно, что Сухов, договорившись с истовой комсомолкой Нюрой Щербаковой, работавшей уборщицей в клубе “Красная звезда”, от которой только и слышно было про необходимость отрубить голову гидре мировой контрреволюции и свалить кресты с церквей, двигаясь вперед к коммунизму, отгружал по ночам из государственного лабаза довольно большие партии рыбы, килограммов до ста, которые Нюра реализовывала на краснодарском рынке, а денежки делила пополам с Суховым. Попадавшегося на мелких кражах Сухова партийное бюро рыбзавода аккуратно заслушивало, вынося ему выговоры. Коммунисты уже тогда гораздо мягче относились к кражам, совершаемым людьми с партийные билетами. Нужно было держаться в куче. Как ни парадоксально, но доблестного коммуниста-несуна Сухова расстреляли в 1937 году
А Нюра Щербакова лет через двадцать стала одной из самых усердных богомолок в Ахтарях.

Такими были и руководители наших, рыбкомбинатовских ячеек партии и комсомола: товарищи Скуйбеда и Буралин. Оба освобожденные работники, отнюдь не безвозмездно радеющие за победу идеалов социализма. Они, близко к сердцу восприняв сталинский лозунг об усилении классовой борьбы по мере продвижения к социализму, организовали небольшой прообраз китайской культурной революции, гоня на ровном месте яростную волну злобы и недоверия, опираясь на молодых и глупых сбитых с толку комсомольцев. Идиотские мероприятия этой поры можно перечислять, кажется, до бесконечности.

Сначала эти недоумки с фанатично горящими глазами, вечно появляющиеся в сопровождении ватаги готовой галдеть по любому поводу молодежи, намертво прицепились к мудрому человеку и прекрасному специалисту, нашему директору Яну Яковлевичу Спресли. Его вызывали на комсомольские и партийные собрания для отчета, где галдящая орава недоумков активно бралась учить его уму-разуму, вынося решения, как ему руководить и чем заниматься. Эти предшественники хунвейбинов настолько терроризировали администрацию комбината, всюду суя свой нос, что дела действительно пошли хуже, давая повод для новых требований к руководству заняться самокритикой. Я с тоской вспоминал аккуратно уложенную слоями и пересыпанную солью рыбу, которую мы укладывали в бочки еще совсем недавно. Теперь рыбу совали как-нибудь, потом прессовали, нередко переламывая, кое-как присыпали солью, перепортив продукцию. Затем, отрапортовав об успехах в социалистическом соревновании, спешили на комсомольское собрание разоблачать классово чуждые элементы. Конечно, Ян Яковлевич Спресли не выдержал всего этого идеологического психоза с примесью чертовщины и, видимо договорившись со своим руководством, перебрался на работу в “Крайрыбтрест”, находящийся в Ростове. На его место приехал товарищ Штепа, который обильно курил, смачно матерился и харкал на пол прямо в своем кабинете, чем очень по вкусу пришелся ахтарским комсомольцам. Они окончательно признали его своим.

Не знаю, как Вы, а я, читая о таких методах управления, никак не мог бы гордиться, этим предприятием, будь я Ахтарцем. Ну, никак! Тем более, что это был своего рода естественный отбор. Процент таких товарищей неуклонно рос среди руководителей. Достигнув пика к 80-м годам. Да и сейчас, чего греха таить, таких не мало.

Как это не печально, но во все времена так было: руководство мало что знало о самой рыбе (некоторые знали теорию, но практику даже в колхозе обходили стороной), да и хозяйственниками они были никудышними. А работники и в наше время есть ответственные: лет 5 назад была в цеху где вялят тарань, чисто, приятно пахнет вяленой рыбкой, температура поддерживается в определённых температурных режимах. Но, что самое страшное - это огромные производственные площади пусты...

Удачливый рыбак в те благодатные годы зарабатывал до пяти тысяч рублей за путину, а хороший дом с двором стоил полторы тысячи рублей.
Особенно удачлив бывал наш сосед Судак, старовер, крепкий рыжий мужик с лицом, побитым оспой, обладатель семейства из жены, пяти сыновей и дочери, на которой он пытался меня женить, обещая показать в море такие осетровые места, которые сразу озолотят. Действительно, Судак знал, где на днище моря, особенно при впадении в него реки Кубани и ее Ачуевского протока, природа организовала в гигантских поросших водорослями впадинах естественные нерестилища для красной рыбы.
Успехам Судака позавидовало государство, и на рыбзавод пришло указание создать свой флот для вылова красной рыбы. Адмиралом решили сделать все того же рыжего старовера, предложив ему максимальную зарплату: двести рублей в месяц. Он посмеялся в ответ и попросил те же пять тысяч за путину, которые привык зарабатывать.
К счастью, фонд заработной платы не позволил сделать адмиралом этого флота, призванного грабить запасы кубанской красной рыбы, всезнающего Судака. Имеет и социалистическая организация производства свои преимущества. Разграбление произошло позже. А Судак удачно рыбачил индивидуально, постоянно сушил и вялил на своем дворе порой по несколько сот осетровых балыков, казалось бесконечные гирлянды рыбца и тарани, имел хороший дом и хозяйственные постройки, два баркаса.
Сломила этого легендарного ахтарского рыбака все та же коллективизация. Он до тех пор не вступал в рыбколхоз, пока его очередной председатель Иван Григорьевич Глущенко не запретил Судаку выходить в море. А тогда все хорошо знали, что ГПУ — лучший друг колхозного начальства. В 1942 году во время сильнейшего налета фашистской авиации на Ахтари бомбы сожгли дом Судака. Он слепил на этом месте хатенку и доживал полуслепым и озлобленным, тайком, по ночам, промышляя рыбной ловлей для пропитания, “на казан”. Так закончили свою жизнь многие легендарные рыбаки, состоятельные и сильные люди, которых я помню. Система опустошила море и погубила его хозяев.

И скажем прямо, ему повезло. А еще у нас есть коммунистик Саша неДобрый, который, на своем голубом глазу уверяет, что голода в Ахтарях быть не могло, по причине близости моря. Сел в лодку и сыт. Так он смотрит из нашего благополучного времени на то. В предыдущем абзаце предложение было для него выделено, и таких неверующих. Ну и для тех, кто директоров колхоза в герои записывает, улицы их именами называет.
А вот судьба невезучих рыбаков:

Был и второй поток раскулаченных, среди которых было и немало рыбаков. Ведь рыбаки привыкли вместе со своими семьями хоть рыбы есть досыта, а пришла директива: всю рыбу сдавать в государственный приемный пункт, получая на руки двести грамм на рыбака. В случае нарушения суд — обычно заканчивающийся десятилетним тюремным заключением. Так поступали и с колхозниками, набивавшими карманы зерном для прокорма семьи и сразу оказывающимися в числе врагов колхозного движения.
С этим потоком пошел и пожилой рыбак Горшок, брат нашего соседа — плотника Федора Горшка, моего крестного отца. Придя с моря, он решился взять десяток тараней для семьи из обильного улова, пойманного его руками, и попытаться отнести для пропитания семьи. Недалеко от дома, который находился поблизости от двора моей будущей жены по улице Бульварной, его застукал комсомольский патруль из числа “легкой кавалерии”. Окружили, вырвали сумочку с таранью и отправили куда следует, несмотря на плач и просьбы пожилого человека. Но тюрьмы, видимо, были уже настолько переполнены, что Горшка решили определить к раскулаченным, справедливо полагая, что нет особенной разницы. А еще с первым потоком в Темрюке забрали деда моей жены Петра Анисимовича Бондаренко и его жену Евдокию, за то, что посмел быть “просолом”, скупал и перепродавал рыбу, которую ловили местные рыбаки. Занятие это было прибыльным, требовало быстрого разума, выдержки, хладнокровия, оперативности в действиях. Благодаря просолам рыба не пропадала, не прованивалась на складах тысячами тонн, как мне приходилось наблюдать позже, а в свежем виде покупалась прямо с катера и поступала на стол металлургам Мариуполя и шахтерам Донбасса. По слухам, Бондаренко, о котором моя жена всю жизнь вспоминала с теплотой и нежностью, называя “дедунькой”, немало помогавший их семье, был даже освобожден из заключения как незаконно репрессированный, но был зарезан в целях получения золота вместе с женой бандитами в Сибири. Своими, кубанскими, перевозившими их с места ссылки к железной дороге. Имущество репрессированных и раскулаченных, их скромный достаток приобрели в глазах окружающих фантастический характер и породило целую волну уголовной преступности, обычно остававшуюся безнаказанной.

Ну как Санек, вышел бы ты в море с такими порядками, с молодыми задорными комсомольцами в патрулях на улицах города и набережной?
А прославляли понятно кого: “тружеников” рыбколхоза:

Это 1944 год. Фото называется:
Бригада Бута А. М. рыболовецкого колхоза "Октябрь" разгружает судно, вернувшееся с лова.
Место съемки: Россия, Краснодарский край/Приморско-Ахтарский р-н
Но о семье Бутов позже..

Чем меньше становилось рыбы, тем выше поднимался уровень критики и плодилось идеологических надзирателей, изумлявших станицу своими выходками. В декабре 1930 года часть лодок рыбколхоза “Красный октябрь” не успели вытащить на берег до наступления морозов. Недалеко от берега их прихватила тонкая корка молодого льда. Рыбаки, собравшиеся на берегу для обсуждения этой проблемы, солидные мужики в высоких забродческих сапогах с отворотами, не видели никаких причин для беспокойства. Лед еще немножко окрепнет, и они вырубят лодки из его толщи и перетянут на берег: не в первый раз. На том и порешили.
Другого мнения был появившийся вскоре на берегу освобожденный комсомольский секретарь рыбкомбината товарищ Буралин, среднего роста человечек лет двадцати пяти, черноволосый, еврейской наружности, впрочем, объявлявший себя татарином. Дергая носом, Буралин произнес пламенную речь перед собранными здесь же, на берегу, ахтарскими ребятами и девчатами, комсомольцами. Смысл этой речи был таков: нужно срочно спасать рыбацкий флот, брошенный во льду, может быть даже и не без умысла. Кроме всего прочего, это прекрасный случай для демонстрации самоотверженности и силы комсомола. Вообще желание спасать и пользоваться случаем, чтобы продемонстрировать, отрапортовав об этом в райком, стало обязательным атрибутом деятельности наших идеологов на долгие десятилетия.

А мы все удивляемся, откуда это в Единой России? Откуда, откуда? От мамы ее, от КПСС!

“Спасение” рыбацкого флота выглядело следующим образом: несколько десятков плохонько одетых и обутых ахтарских парней и девчат — комсомольцев под удивленными взглядами, а потом и смехом рыбаков, ломая тонкий лед и проваливаясь в ледяную воду, полезли вытаскивать рыбацкие лодки на берег. Буралин с берега, в стиле всех наших вождей, осуществлял общее руководство. Часть лодок вытащили, а остальные рыбаки, как и предполагали, вырубили изо льда через несколько дней. Зато многие комсомольцы серьезно заболели. Особенно пострадали девушки, побывавшие в ледяной воде.

Вообще молодежь, комсомольцев буквально натравливали на всю оставшуюся часть народа, спекулируя нашей неопытностью. Порой это кончалось трагически. Уже после моего отъезда из Ахтарей рыбаки закололи “тычками” — острыми кольями — нашего комсомольца Ивана Халявку, который был одним из активистов “легкой кавалерии”, созданной по решению райкома комсомола и ловившей рыбаков, несших с моря рыбу домой для прокормления своей семьи. И не скажешь, кто здесь прав, а кто виноват. Людей стравили, не оставляя им выбора.
Комсомольские боги, в частности первый секретарь райкома комсомола Симонян, постоянно вздрючивали “кавалеристов”, призывая их активнее вылавливать расхитителей рыбных богатств, а сами к берегу и подступить боялись, осуществляя все то же “общее руководство”, прекрасно зная, какой ненавистью кипят рыбаки, собиравшиеся по вечерам над обрывами, покуривая и глухо толкуя о временах, когда рыбину, добытую тяжелым собственным трудом, приходится приносить иной раз пряча в мотне. Думаю, что Иван Халявка, может быть даже случайно попал под взрыв такой рыбацкой ненависти, когда вечером возвращался, проводив девушку. Очевидно его приняли за одиночного рейдирующего “кавалериста” и проткнули насквозь “тычкой” — двухметровым острым колом, которые рыбаки забивали в дно моря для расстановки сетей. Потом Ивана сбросили с обрыва.
Как обычно, погиб парень, далеко не из самых худших, попавший между жерновами мельницы классовой ненависти. Это было неудивительно в тех условиях, когда прибрежная зона в Ахтарях превратилась фактически в прифронтовую, насыщенную страхом и ненавистью. Именно сюда рыбаки упорно выносили краденную рыбу, а многочисленные комиссии и проверки, а нередко и любители забрать себе улов под видом контролеров, ловили их. Помню, как приходил домой отец моей жены, рыбак Антон Алексеевич Комаров. По пути от берега до дома, всего метров триста, его, несшего в штанах судака, трижды проверяли. А одна из добровольных контролерш, хищная баба лет тридцати пяти, вариант “Ротатой Марфы” времен коллективизации, даже предложила снять для проверки штаны. И лишь естественное мужское возмущение, спасло моего тестя. Естественно, он пришел домой, обливаясь холодным потом. Ничего не скажешь, в светлое будущее привели ахтарских жителей их новые наставники. А рыбы становилось все меньше.

И добавить нечего. Просто пара случаев из жизни. А сколько их было!

Весь этот комсомольский задор, как мы видим, носил далеко не шуточный характер. Неизменными атрибутами складывающейся тоталитарной системы становились ритуальные подтверждения преданности пролетарскому делу и готовность бороться с его врагами — понятия, трактовавшиеся весьма свободно, на уровне стереотипа: “Кто не с нами, тот против нас”. А чего стоил комсомольский “маскарад”, на который аккуратно отпускались средства из профсоюзной казны по статье культурно-массовые расходы. Думаю, что не оставался в стороне и директор рыбкомбината Ян Яковлевич Спресли.
По широкой грязной и раскисшей от дождя улице осенью тридцатого года движется арба, на которой закреплен большой портрет британского премьер-министра Чемберлена: он изображен во фраке и цилиндре, высокий и худой, с неизменной бабочкой, а на месте рта на портрете сделано отверстие. Именно в него, наперебой, норовят угодить камнем, посылая проклятия гидре мирового империализма и сопровождая удачные броски оглушительным “Ура!” ахтарские комсомольцы — сотни три оборванных, голодных, а то и голозадых в полном смысле этого слова, зато горящих революционным энтузиазмом молодых людей.

Вы себе представьте эту картину!!! Триста человек! Да сейчас на демонстрацию столько не выйдет, не говоря про культурно-массовое мероприятие, вроде дня “Теле 2”. Да, не просто степенно идут, а орут, кривляются, камнями швыряют!!!

Их кипучую энергию наставники-коммунисты сумели направить в нужную для режима сторону, прочь от проблем голода и холода, царящих в стране. Сколько полезного для себя могли бы узнать эти ребята в учебных классах или совершить, ремонтируя, скажем, те самые раскисшие ахтарские дороги, по которым частенько бродили огромной гурьбой, потрясая факелами — нехитрое приспособление из палки и консервной банки. Их изготовление входило в мои обязанности. Мы распаливали себя проклятьями в адрес безвестных врагов, империалистов, которые, скажем ради объективности, все-таки помогали нам продовольствием во время голода в Поволжье. Но фанатизм не знает благодарности. Такие же грозные факельные шествия происходили в это время в Германии — я уже говорил о некоторых удивительных исторических параллелях.

Все мы знаем эти завораживающие кадры: штурмовики Гитлера и Гесса вращают огромную пылающую свастику. Так, то снято на весь мир! Как образец. А в маленьких городках Германии, Италии, ходили свои факельщики, не такие организованные. Оказывается, у Вас в Ахтарях тоже свои были. Как их назвать?.
Стыдятся коммуняки после второй мировой, рассказывать о таком способе воспитания.
Куда не плюнь, а режимы одинаковые, как не называй.

Шествие факелоносцев, особенно в вечернее время, заставляло выходить из своих домов всех жителей станицы, которые аплодировали нам и приветственно махали руками. Однако факелы время от времени взрывались в руках у слишком рьяных комсомольцев. Был даже случай, когда разлившийся горячий керосин довольно сильно обжег одного из наших активистов, его едва погасили грязью, которую ладонями черпали с дороги. А в общем, зрелище было живописное, особенно когда наш штатный запевала комсомолец Гвоздев затягивал звонким голосом: “Отречемся от старого мира, отряхнем его прах с наших ног”. Хотя, казалось бы, до какого старого праха нам было дело — ведь шагали по сегодняшней грязи. А порой запевал Иван Черник, позже ставший генерал-майором и Героем Советского Союза, получив свою звезду во время бесславной финской кампании: вроде бы наводил мост и, будучи раненым в грудь, не оставил свой боевой пост. Впрочем, все эти рассказы о халхингольских и финских геройствах, выглядевших просто смешными на фоне большой войны, которая нас ждала, очень напоминали примеры героизма, который описывал в своем бессмертном романе Ярослав Гашек. Вспомните его иронический рассказ о храбрости австро-венгерских войск: солдаты бросаются в атаку, в то время, когда у некоторых из них оторвало руку, ногу и чуть ли не голову. Совершенно непонятно, зачем наводить мост, будучи раненым в грудь — народу у нас в финскую войну хватало. Гробили десятками тысяч.
Но именно таким было жлобское представление о героизме, обязательно связанном с преодолением чего-нибудь, что и преодолевать не было никакого резона.

Напомню, что автор сам участник нескольких войн. Имеет ордена. Но трезво относится к советской практике награждений. Не надо бездумно восхищаться человеком с железкой на груди. Ох, за разные деяния доставались они людям.

Наша процессия, вызывающая бурный восторг ахтарских пацанов и местных собак, под аккомпанемент лая которых мы пели “Интернационал”, швыряла камни в Чемберлена, размахивая факелами, рассекавшими густую ахтарскую тьму, планировалась так, чтобы завершиться у кинотеатра в момент выхода народа после очередного сеанса. Конечно толпа сразу увеличивалась за счет примкнувших к ней зевак, и на первый план выступали штатные ораторы, платные комсомольские секретари: Петрис и Буралин, призывавшие стереть в порошок промышленных магнатов капиталистического мира и прочих акул империализма. В конце данного мероприятия возбужденная толпа молодежи была готова бить и громить кого скажут. Как известно, начали с кулаков.

Учитывая, что не было радио, ТВ, интернета, а избы-читальни не пользовались популярностью, то это простой и эффективный способ привлечения молодежи. Великолепно учтено ее желание быть в стаде и необходимость расходования энергии. Многократный повтор тупых лозунгов и угрозы мифическим врагам, действенно превратили их в цепных псов, готовых грызть кого угодно. Жаждущих дорваться до настоящего дела.
Жалкое подобие мы видим и сейчас. Но куда “Нашим”, до их прадедушек и прабабушек.

Нередко появлялись в нашей тихой станице люди в кожаных куртках с внимательными недоверчивыми глазами и бульдожьей складкой у рта, неуклюжей, но сильной статью, казалось всегда готовые к броску — чекисты, а потом ГПУшники. И весьма часто находилась им здесь пожива, среди, казалось бы, наступившего гражданского мира.

Это последний и самый сильный аргумент для сомневающихся. Ты можешь возражать соседям, друзьям комсомольцам, не соглашаться с начальством, даже бунтовать в своей среде. Но когда ты знаешь, что в итоге приедет неизвестно кто, возьмет тебя ночью, и ты просто исчезнешь, то задумаешься о смысле протеста.
ЧК-ГПУ-НКВД-КГБ-ФСБ (кто забыл, напомню, что нынешние фэсбэшники достойные наследники чекистов) не надо было много работать самим, главное было создать атмосферу всепроникающего страха, дальше включается Глупость и Зависть:

Кризис хлебозаготовок 1928-1929 годов перевел развитие страны на рельсы экономического террора, прикрываемого, как обычно, трескучей пропагандой о происках неких классовых врагов. В данном случае врагами, этим топливом, необходимым для существования модели, по которой создавалось новое государство, стали кулаки — зажиточные крестьяне. На ахтарском уровне это выглядело так: в станицу приехали представители из крайкома партии. Мне запомнился молодой рослый мужчина в длинном черном реглане, его рыжие волосы, зачесанные назад, покрывала добротная шапка-ушанка, обладатель ничего не признающего командно-административного, напористого голоса. Этот представитель крайкома партии, выступая перед собранными в клубе “Красная звезда” коммунистами и комсомольцами, часов в десять вечера, кратко и популярно объяснил нам про очередных врагов. Кулаки прячут хлеб, не желая сдавать его государству, а значит вне всяких сомнений льют воду на мельницу мирового империализма, желая подорвать мощь пролетарского государства и его испытанного авангарда — партии большевиков. Принято решение (где и кем — сообщать было не принято) приступить к ликвидации кулаков как класса, на базе сплошной коллективизации. За этими наукообразными словами скрывалась следующая реальность: нам предстояло среди зимы вырвать людей крестьян-хозяев из их домов и погрузить в вагоны на станции. А дальше, как обычно, дело не наше.

Заметьте, опять Государство. Ну, сколько можно еще повторять мантру о пользе государства?!!! Когда мы поймем, что служению этому чудищу порочно!!! Все, что делается на благо страны, оборачивается исковерканными человеческими судьбами.
А у нас испокон веку служение отечеству считается доблестью. Само слово служить у свободного человека должно вызывать ассоциацию с песиком на двух лапах и виляющим хвостом или озверелого пса, рвущегося с цепи.

У меня, сидевшего в десятом ряду зала, комсомольца, возникали немалые сомнения. Этой зимой на углах улиц активно кучковались местные крестьяне в добротных тулупах, валенках и мохнатых шапках. Среди них возникали жаркие дискуссии по поводу того, куда все идет и чем все закончится. Эти люди, среди которых было немало наших знакомых и соседей: Волковы, Лебедь, Мартыненко, на моих глазах неустанно трудившиеся так, что хребет трещал, рассуждали следующим образом: они выполнили государственный план поставок — на каком же основании у них собираются практически даром забрать оставшийся хлеб, политый их потом и кровью. Ведь за последнее время цены на промышленные товары выросли в несколько раз, а закупочные цены на зерно остались на прежнем уровне. Сапоги стоили шесть рублей, а сейчас стоят двенадцать. Надо сказать, что была в рассуждениях этих людей здравая и неотразимая логика. Но, по непонятным для меня причинам, эта логика была недоступна товарищу из крайкома партии, требующему придавить к ногтю этих людей, пытающихся ограбить государство.
Однако не думать и не рассуждать с самого начала было заложено в основу структур партии и комсомола, а очевидные здравые вещи подменены политической эквилибристикой. И потому мы послушно делали то, что велел крайкомовский товарищ — носитель высшей, непонятной нам мудрости.
На собрании вопросы решались, как говорят, не отходя от кассы. Законность была своеобразной. На рассмотрение коммунистов и комсомольцев выносилось решение вопроса об определении списка высылаемых. Поднялся невообразимый гам: кто спешил воспользоваться случаем свести счеты с личным недругом, кто называл первую пришедшую в голову фамилию, а кто возражал. Придя в возбуждение, коммунисты и комсомольцы беспрестанно курили и смачно харкали на пол. К тому времени, когда был определен список из семидесяти высылаемых, в зале было не продохнуть. Попытались, было включить в этот список дядьку Григория Сафьяна, да потом усомнились — он конечно паразит, но не имеет главного признака кулака-эксплуататора — земли и наемной рабочей силы. Добрались было и до деда Якова Панова, но потом прикинули, что, во-первых, он пораздавал имущество сыновьям, превратившись в середняка, да и семья активно участвовала в Гражданской войне на стороне красных. Оставили деда, у которого Иван незадолго до этого забрал бричку, уведенную в свое время с нашего двора, в покое.

Как легко решаются человеческие судьбы! Приехал товарищ сказал, что надо, и за два часа решили. Сколько случайных людей попало в эти списки? Сколько из них так и не узнали, что на смерть они пошли не за “счастье народное”, а потому, что когда-то соседу денег не одолжил или не поделил два метра забора! Вот оно народное правосудие в действии.

“Первый поток” раскулаченных, состоявший из семидесяти человек, забирали из дому ночью группами, состоящими из пяти человек: два коммуниста и три комсомольца. Коммунистам выдавали заряженные наганы, а мы, комсомольцы, разобрали винтовки, привезенные офицером из райвоенкомата на подводе и заряженные одним патроном, пользоваться которыми нас учили здесь же, рекомендуя стрелять в крайнем случае, а больше орудовать штыком. Конечно, как-то странно все это звучало по отношению к вчерашним соседям, людям, насколько нам было известно, достаточно мирным. Но фанатизм, темнота и невежество порождают чудовищ из тьмы незнания. Думаю, что это тот самый сон разума, который так живописно изобразил Гойя на своих картинах. Как вы можете судить, самый массовый в истории террор организовывался достаточно кустарно и халтурно. Тем удивителен его полный успех.
Может быть, этому способствовала невероятная глупость происходящего, ставившая в тупик даже жертв.

В том то и прелесть всех успешных проектов в нашей стране. В их простоте и кондовости. Не надо напрягаться и выдумывать хитроумные комбинации. Это работает безотказно! Если и будет десяток сомневающихся, то их голоса потонут в тысячеголосом гаме одобряющих. Да и не долго они сомневаться будут. Приедут люди с внимательными глазами, горячим сердцем и руками по локоть в крови, глядь, а и нет уже сомневающихся – исчезли.
Хотел обратить внимание на нынешние провокации спецслужб и власти. Иногда глаза на лоб лезут от удивления. Они чего дебилы? Ведь все шито белыми нитками! А ребята просто перестроится не могут. Не учитывают нынешних реалий – интернета, всяких правозащитников, оппозиции, всех, кто детали на свет божий вытаскивает. Мешает это им, потому и Скайп хотят контролировать. Но даже сейчас в 50% случаев их старые добрые методы срабатывают.